Сплошной детский вопль
– Дети в храме – проблема для многих настоятелей?
– Конечно, особенно актуальна она в спальных районах, где на службы приходит много людей с детьми. Подчас литургия там превращается в сплошной детский вопль. Мамочки с младенцами ревностно стараются выстаивать всю литургию, ну на худой конец, высиживают ее с детьми на руках. И мамам тяжело, и ребенок устает, и все вместе мешает службе. Я не раз бывал на таких.
– Есть ли у вас рецепты, в каком возрасте приводить детей на службу, к какому моменту?
– У меня четверо детей, восемь внуков, меня на службе детский крик ничуть не нервирует. Я всегда вспоминаю Христа, который говорил: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него». (Мк 10-15-16).
Помните знаменитую строчку Блока из стихотворения «Девушка пела в церковном хоре»:
…И только высоко, у Царских врат,
Причастный Тайнам, – плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Дети плакали и мешали литургии во все времена, но своим плачем они все-таки хвалят Бога, пусть и не осознавая это. Я не считаю, что дети мешают службе, наоборот, они показывают нам насколько мы несовершенны, как не можем приучить их к тому, чтобы церковная жизнь была для них естественной жизнью.
Если ребенка приводят в храм раз в полгода, раз в году, то вполне понятно, что его там все пугает, ему там неинтересно. Если же он ходит чаще, например, два-три раза в месяц, то постепенно привыкает к церковной действительности.
Не нужно настаивать, чтобы ребенок, тем более маленький, выстаивал службу. Задача родителей сделать так, чтобы Церковь стала их чаду родным домом и уголком, где он мог бы почувствовать себя уютно.
Знаю храмы, в которых есть специальные детские комнаты. Перед службой родители приводят туда детей, поручают их волонтерам из прихожан. Те занимаются: читают книги, рассказывают сказки, играют, мультфильмы показывают. А потом, в некоторых храмах так заведено, не дети идут к алтарю, а священники приходят в эти комнатки к детям со Святыми тайнами. Чаще, конечно, родители забирают и приводят детей непосредственно к Причастию.
В моем приходе нет такой практики, и нет такой комнатки. Есть только притвор. Родителям с младенцами часто советую, чтобы они, приложившись к иконам и побыв немного на службе, исповедавшись, шли гулять в галерею, на улицу, не утомляя лишний раз ребенка. Это относится только к самым маленьким детям, лет до пяти. В 6 лет ребенок вполне может постоять на службе 40 минут, если, конечно, его подготовить, постепенно вводя в церковный ритм жизни.
К 6-8 годам дети могут сами и молитву прочесть, и Евангелие послушать. Некоторые мои внуки даже встают в хор, подпевают на Херувимской, Символе веры, Отче наш. Это уже участие в богослужении. Младшие внуки с книжками и игрушками приходят. Внучка однажды спрашивает: «Деда, а с куклой можно?» «Можно», – говорю. Приносит большую куклу и рассказывает: «Взяла ее, чтобы она тоже слушала службу». «Хорошо, – одобряю я, – посади рядом с собой, но только пусть не шалит».
– То есть по достижении определенного возраста, лет 6-8, при должной подготовке, ребенка стоит вести к началу службы?
– Нет, что вы! Богослужение начинается с часов, часто с утрени, а вместе с литургией выйдет аж три часа службы. Ну какой ребенок это может выстоять? Рекомендую духовным чадам приходить к самой литургии. Она же короткая, всего 40 минут, если не задерживаться с чтением записок и с длительными песнопениями.
За 40 минут ребенок вполне может побыть рядом с родителями и не заскучать. Другое дело, если он нервный, гиперактивный, бывают психически нездоровые детки. Конечно, тогда рекомендую родителям погулять в притворе и подойти уже вместе к Святой Чаше.
Понятно, это некоторый ущерб для родителей, но тут нужно соизмерять пользу для себя и вред для ребенка. Не находя себе места, ребенок может начать баловаться, вести себя неадекватно, да даже скандалить.
Ребенок есть ребенок, и в храме он остается ребенком. Это надо понимать.
Народ странный – ногами молится
– Но маме с папой по воскресеньям тоже хочется помолиться. Вокруг все молятся, а я в притворе сижу и опять детей развлекаю.
– Поймите, молитва – она везде молитва. Можно дома молиться, а может и в храме не получиться. Моя покойная мама, когда я был маленький, могла забежать в храм на пять минут. Приложится к иконам, как сама говорила, чтобы почувствовать атмосферу, и идет дальше заниматься делами. Придя хоть на пять минут в храм, она была счастлива.
А уж молиться часами, простите, но такое желание – родительский эгоизм. Став родителями, мы живем не для себя, а для детей. Оптимизируйте все. Определяйте время, чтобы вам было приятно, детям комфортно и всем душеполезно. Родителей обычно двое – папа и мама, если семья нормальная. Ну пусть половину службы мать стоит молится, а отец с ребенком гуляет, другую половину – стоит папа, а мама с малышом.
Это совершенно нормально. Ненормально, если всю службу вы заняты тем, что придумываете очередной способ заткнуть ребёнку рот, или нервно вздрагиваете, оборачиваясь на прихожан и ловя их недовольные взгляды, а то и одергивания. Ну какая это служба? Какая тут может быть молитва?
Не «в многословии своем будут услышаны». Молитва «Отче наш», произнесенная от сердца и глубины души, заменит часовые стояния. Поверьте.
Народ у нас странный, хочет молитву непременно выстоять ногами. Ногами молимся. Такое обрядоверие. А еще обязательно стукнуться лбом об икону, частичку креста чудотворного с собой унести, отковыряв хоть капельку. Это «ковыряние» – наша традиция. Впрочем, к этому, да и к плачу детей в храме, должно относиться снисходительно, стараясь все-таки найти способ, чтобы в храме был порядок. Это важно.
Почему ребенок ушел из церкви
– Православная школа – это особая атмосфера, но почему после православных школ, где дети следят за текстом богослужения, они уходят из церкви.
– Немало выросло и немало ушло. Это так. Я часто в проповедях говорю, что подросток будет в церкви в том случае, если живет в атмосфере любви, мира и той благодати Божией, которая входит в него через родителей. Если с детства ребенок усвоил, что папа с мамой любят его, то мысль, что Господь любит его еще больше, такому ребенку понятна.
Насильно в храм не приведешь, хотя некоторые умудряются. Знаю истории, когда родители буквально волочили детей на службы. Дети стояли, но чего только они ни делали. Лет с пятнадцати переставали ходить, потому что силой уже не приведешь.
Поначалу реже приходили. В полгода раз. Потом вообще исчезали. Встретишь такого подростка, он объясняет: «Стыдно, появились детские грехи, проблемы, о которых не хочу, чтобы вы знали».
Он же причащался, исповедовался! Но оказывается, что жестокость родителей, когда мать тащила за ухо, стояла рядом и щелкала по голове, или, когда обманным путем заманивала ребенка в храм – выходит боком.
Спрашиваю прихожанку: «Матушка, как так, ребенок не ходит в храм?» – «Дверь закрыл и не пускает. Не ремнём же мне его бить?!» – «Конечно, он сдачи через пять минут даст, выше же тебя на голову. Будешь и ты хороша, и он хорош».
Вопрос бытия детей в церкви только кажется простым. Бабушка моя про детей, расположенных к церковной жизни, говорила «благодатный ребенок». А есть еще «безблагодатные». Не то, что плохие, скорее неправильно воспитанные. Им что-то о церковной жизни неправильно преподнесли. Церковь для таких детей – кривое зеркало, которое отражает не то и не так. Воспринимая все неправильно, у них и в духовной жизни все наперекосяк и криво. Такие дети со временем отпадают.
Но время проходит и заложенное в детстве вспоминается, всплывает, очищается от шелухи и кривизны. Спустя 5 лет появляется наш подросток: «Батюшка, помните? А вы меня крестили». «Помню, конечно. Куда пропал, что теперь привело?» – говорю. «Так вот получилось» – отвечает смущенно.
А получились проблемы во взрослой жизни, когда уже ни папа, ни мама, а часто и врачи помочь не могут. Здесь бывают и заболевания, и наркомания, и алкоголизм, и ранние беременности, и браки, да что угодно.
Были у меня подростки, которых я в 16 лет повенчал. Девушка беременна, никуда не денешься. Но как бы ни было, однажды они к Богу приходят уже по-настоящему.
– Из-за страха?
– Да нет никакого страха. Есть потребность души. Люди вспоминают, что в Церкви, в Евангелии, которое читали, получали то, что в мире получить не могут. Никто другой так, как Христос их не утешит, не даст им спокойствие и мир, который они потеряли. Такие случаи возвращения у меня есть. И в юном возрасте, и в зрелом, и в очень зрелом возрасте возвращаются.
Помню однажды пришла женщина. Она в тридцатых годах родилась, ей под восемьдесят, пришла со словами: «Меня бабушка когда-то крестила, я ходила в храм и ручки складывала вот так: крест на крест, а мне что-то сладенькое давали».
Слушаю такую старушку и понимаю, что семя дало росток, пусть поздно, но дало. Господь не оставил. Поэтому никого нельзя осуждать. И если ребенок ушел из церкви, это не значит, что он покинут Богом. Если ушел, значит было что-то не так в родителях, в священнике, наконец, в том храме и в его обстановке. Не было значит той любви, доступности и радости присутствия, которые в Церкви есть и будут.
Простите, что я без штанов
– Часто от священников приходится слышать об атмосфере любви, но как можно понять, что тебя в этом храме любят?
– Если никто не тыкает в спину, не говорит, что не там встала, не так поставила свечку, не так поцеловала икону, не в том виде пришла, если этого всего не было и нет, значит в этом приходе есть любовь.
«Батюшка, – говорит мне одна женщина, – простите, что я к вам без штанов пришла». «Не понимаю вас, – развожу я руками,– ерунду какую-то говорите». Тут женщина мне начинает подробно объяснять в чем она одета, почему ей сейчас пришлось в лосинах прийти. А я ей отвечаю: «Так вы пришли к Богу, а не ко мне, ну какое мне дело, что вы в лосинах». Вообще, за свечным ящиком у нас всегда лежат парео.
Фото: Ефим Эрихман
Как прошлое Рождество изменило нашу жизнь – реальная история